Где-то в центре дорог...

К чертям идут догадки и интриги!
Ваш Ги де Мопассан не при делах!
Я вычитал в одной ученой книге,
Что вся любовь – реакция в мозгах.

Мол, разные аминные кислоты,
Из мозга попадая прямо в кровь,
Мужчину превращают в идиота, -
Вот что с мужчиной делает любовь.

Ещё – она иной болезни вроде:
Уж лучше бы тюрьма или сума.
Случается, сама любовь проходит,
А если нет, есть риск сойти с ума.

Там, в Кащенко, полно таких влюбленных
Слоняются, чего-то бормоча, -
Я видел сам их, тощих и зеленых,
Когда был на приеме у врача.

Тот мне писал, рецепт прикрыв ладонью,
Латынью довершая антураж;
Я прочитал, но ничего не понял:
Цэ-два аш-пять и, кажется, о-аш.

Лечь жертвой на алтарь его науки
При всем при том, что только раз живем?
Он понял все, не стал крутить мне руки,
Спросил: «Боишься? Ну, давай вдвоем…»

И вот в одной из их лабораторий,
Пока уже не занялся рассвет,
Мы химию с ним химией бороли
И у меня теперь иммунитет!

...Недавно мы анализы сдавали
Не помню на какой уже предмет;
Мне черным в нем по-русски написали:
Мол, в вашем спирте крови вовсе нет.

Перед тем, как его навсегда проводить в вечный путь,
Голосили привычно старухи с сухими глазами;
Мужички собирались, любого не прочь помянуть,
Да трещала свеча под висящими вкось образами.

Простыня поглотила в себя отраженья зеркал,
Два дьячка «Упокой его душу» нестройно тянули,
С непривычно спокойным лицом он лежал, словно спал,
Будто странник, обретший желанный покой накануне.

Долго рыли могилу. Земля поддавалась с трудом,
Не успев отойти от недавних февральских морозов.
В ранних сумерках серых над свежим могильным холмом,
Как костер на снегу, полыхнули две алые розы.

Чья рука положила их здесь, привнеся диссонанс,
Сделав смелый широкий мазок на унылой картине:
Комья липкой земли на ногах, лент веночных атлас,
И две розы живые на пахнущей хвоей могиле?

Бесполезно пытаясь унять в теле мокрую дрожь,
Полупьяный оркестр выдувал Марш Шопена натужно.
Ветер рвал облака в вышине. Моросил мелкий дождь.
А любить надо только живых. Мертвым это не нужно.

Я в этот день хотел писать сонет,
Хотя их у меня и так как грязи.
Но словно укололо что-то: нет!
Не наш, не православный это праздник!

Святой Георгий, скажем, - наш святой.
Давным-давно, накинув плащ на плечи,
Сразил он змея напрочь под Москвой
И на гербе теперь увековечен.

А был еще святой Пантелеймон –
За тех, кто часто мучался похмельем
Лба не щадя, всю жизнь молился он,
Чтоб навсегда отвадить их от зелья.

А этот католический святой
Известен нехорошими делами:
Венчал влюбленных. Тайно. Под луной.
Ну вот и угодил за это в пламя.

Бывало, мать жениться не велит, -
Он тут как тут – давай, мол, обвенчаю!
Я, мол, не выдам; Бог – не мать, простит…
Итог закономерен и печален.

Но если честно, что таить греха –
Бывало, и у нас конфуз случался:
Какой-нибудь помещик впопыхах
С дворОвой девкой тайно обручался.

Но их венчал не сладкий Валентин,
А русский поп, придирчиво-сердитый,
Отец, к примеру, скажем, Никодим,
Сегодня незаслуженно забытый.

Вот этот день я б тоже отмечал –
Не раз в году, а каждый месяц кряду!
Ведь он по-православному венчал,
По нашему канону и обряду!

Я б был с утра наглажен и побрит,
Что твой Ален Делон с цветной картинки;
Я б точно знал, кому и что дарить
И милым посылал бы никодимки.

Но нет такого праздника, увы.
И я об этом горько сожалею...
А потому – не знаю уж как вы –
Я выпью, помолившись Пантелею.

Зачем мне этот телефон,
Блютус и вся х... фигня,
Когда с тобой не может он
Соединить меня?

Зачем мне игры и музон,
И весь другой отстой??
Мне нужен просто ТЕ-ЛЕ-ФОН,
Поговорить с тобой!

А было время – я застал:
Нормально жизнь лилась,
Когда народ еще не знал
Про сотовую связь.

Я, расставаясь, назначал
Свиданье наперед.
Любил, терял, опять встречал –
И так из года в год.

Всё так же вертится Земля,
И так же ласков май;
Но вместо слов «люблю тебя»
Я шлю сегодня смайл.

…Уже алеет небосклон,
Пора ложиться спать..
Я выключаю телефон
Ударом об кровать.